Хроновыверт [сборник] - Василий Головачев

Малютин уже вторые сутки работал с приемной аппаратурой, пытаясь оживить радиостанцию и разобраться в радиопередачах хозяев полуострова, так недружелюбно принявших «Славутич»: уже стало известно, что крейсер приземлился на территории Афганистана, в центре озера Намакзар, хотя компьютер высчитал координаты почему-то с пятидесятипроцентной вероятностью: конфигурация материков и рек его обескуражила.

Из экипажа крейсера Малютин первым уяснил ситуацию и, накопив достаточно информации, решил наконец сделать первое прикидочное обобщение.

— Все! — сказал он горестно, сбрасывая эмкан связи, и потянулся, разминая затекшие мышцы. — Их язык меня доконал. Жаргон, а не язык! В нем смешались не один, а пять-шесть языков сразу — от персидского до английского. К тому же он так перенасыщен согласными, что многие слова человеческое горло просто не в состоянии произносить. Это твердый и властный язык воинов, язык повелительного наклонения. Такого, по-моему, на Земле никогда не существовало.

— Это странно, — подумав, сказал Климов. — Если не сказать больше. Земля ли это? Если нет, придется учить язык.

— Да уж придется. Вот послушайте.

Малютин повернул верньер, и в зал ворвались звуки чужой речи. Несколько минут все в зале вслушивались в нее, пытаясь понять, о чем идет речь. Апхазава сдался первым:

— Выключай. Похоже, без лингвера не обойтись. Я, во всяком случае, почти ничего не понял.

— Речь шла о нас, — сказал Малютин. — Что мы несем «угрозу их существованию». Каждая вторая передача их политических деятелей так или иначе касается нас.

Вошел Лозински, на ходу вытирая руки ветошью.

— Что нового во внешнем мире?

— Все по-старому, — мрачно отозвался Малютин. — Нам предлагают сдаться. И, судя по языку, мы все-таки сели не на Земле.

— Оригинально! А где же?

— Не знаю.

— Нужен немедленный контакт, — твердо сказал Климов. — Иначе аборигены, кто бы они ни были, и в самом деле нанесут ядерный удар по озеру, ума на это у них хватит. Ждать, что киберы восстановят связь сами, нет смысла.

Лозински подошел к виому и упер кулаки в бедра.

— Влипли крепко! Как только кончится гроза, начнем контакт. Первым… — Он немного помедлил. — Первым пойду я.

— Я не могу приказывать, — проговорил негромко Климов, когда Лозински уже облачился в «парадно-выходной» костюм капитана. Они стояли вдвоем в стволе центральной шахты, освещаемой голубым светом, и лицо Лозински, смуглое от природы, стало металлическим. — Но по неписаному закону командир не имеет права выходить из корабля при таких обстоятельствах.

Лозински щелкнул застежкой пояса.

— По закону командир обязан действовать так, чтобы экспедиция достигла цели с наименьшими потерями. Поскольку возвращение домой в свое время проблематично, чрезвычайные обстоятельства дают мне чрезвычайные полномочия. Я ничего не имею против ваших специалистов, но они молоды… А я в прошлом коммуникатор, и опыта у меня больше. Ну а вы без меня справитесь с любыми трудностями.

— И все же идти надо двоим, — хмуро сказал Климов.

— Еще придется и двоим, и, может быть, всем, но первый выход — разведка, ничего решать я не собираюсь.

Через полчаса, когда Лозински спустился к подножию корабля, трехместный куттер уже стоял на спекшейся от давнего жара коричневой корке ила, похожей на пемзу. От ям с черной водой поднимался пар. Несмотря на ливни, озеро не заполнялось водой до прежнего уровня. Обмелевшее, оно теперь напоминало болото.

Над куттером уходила на неведомую высоту округлая гора энергетического комплекса, откуда время от времени шел редкий теплый дождь. В кабине аппарата Апхазава проверял работу кибпилота.

Малютин, проваливаясь в грязь почти по пояс, обреченно волок к машине без малого полуметровый куб лингвера. Автоматы внешнего обслуживания до сих пор не работали, и людям приходилось всю физическую работу выполнять самим.

У коробки лифта, возле горки снаряжения, стояли Сонин и малыш Боримир Данич и смотрели на далекую цепь сизых холмов, плывущих в мареве испарений. Лидия Данич возилась с Климовым в груде снаряжения, делясь впечатлениями о диком предположении Малютина, что крейсер сел не на Земле, а на похожей планете.

— Может быть, Олег и прав, — сказала Лидия, — но почему же тогда здесь воздух, как на Земле? Не может быть таких совпадений.

— Заканчивайте погрузку, — сказал Лозински им в спины. — Пора отправляться. Связь через каждые два часа на волне «сто».

Он залез в кабину куттера, похлопал Апхазаву по плечу, и тот, пожелав удачи, спрыгнул в грязь.

— Одну минуту, капитан, — окликнул вдруг Лозински Боримир.

Лозински очень удивился, но не подал виду, придержал фонарь кабины.

— Слушаю вас.

Данич, одетый в красный комбинезончик, подошел к аппарату.

— Мне кажется, будет лучше, если я пойду с вами.

Лозински несколько секунд смотрел на него с ничего не выражающим лицом, потом крякнул, сильно потер шею у затылка, посмотрел на Климова. Начальник отряда спасателей исподлобья глядел на него, засунув руки в карманы. В глазах его сомнение боролось с согласием.

Лозински крякнул еще раз.

— Понимаете… вы еще слишком… ребенок… простите.

— Вот и отлично, что ребенок. По детям они ведь не будут стрелять. У нас появится небольшое психологическое преимущество, а для первого контакта это очень важно.

— Он прав, — сказал вдруг Малютин, с уважением окинув взглядом фигурку мальчишки.

— А по-моему, нет, — возразил Апхазава, жестикулируя. — Они подумают, что мы испугались, и заставят…

Лозински остановил его жестом, посмотрел на Лидию.

— Вам слово, Лида, вы его мать.

Лидия Данич побледнела, но встретила взгляд командира твердо.

— Он решил правильно, пусть идет.

Лозински повернулся в нерешительности к Климову. Тот покачал головой.

— Я был за то, чтобы на контакт шли двое, но… можем ли мы рисковать жизнью ребенка?

Данич вдруг по-детски весело засмеялся.

— Этот вопрос давно решен на Земле. Ведь я работал на станции «Солнце-7», в атмосфере Солнца, где индекс опасности повыше, чем у косморазведки.

Малютин и Апхазава засмеялись следом, Климов усмехнулся, посмотрел на Сонина.

— Тогда мы тоже «за».

Лицо Данича просияло, он бросился к матери, прижался к ней, сказав: «Вот увидишь, все будет в порядке, мамочка!» — и влез в кабину куттера, не обращая внимания на Лозински, которого снова взяло сомнение. Однако время уходило, а отказываться от собственных решений было не в его правилах.